И он не думал о Волге, о степях и сарпинке, ведущей свой род от тех ткачей, что тлеют в невскрытых курганах приволжских степей.
Но на самом верху, где-то между журчащими сторонками прядильных ватеров, девушка в багровом сарпинковом платье с голыми руками и открытой шеей заставила его вспомнить о потомках свободолюбивых ушкуйников, оставивших внукам в наследство страстную волю к жизни и радостную силу смеясь побеждать.
Хорохорин посмотрел на нее с завистью — она, проходя по узкому коридору между сторонками журчащих, крутящих шпульки машин, положила голые руки на плечи парня, чтобы его обойти, и одного этого движения точеных рук было достаточно, чтобы вновь воскресить в Хорохорине острую мысль о женщине.
Девушка заметила Хорохорина и тихо без улыбки поклонилась ему.
Хорохорин ответил ей, узнавая, — это была одна из работниц в его кружке.
«Кто ищет, всегда находит!» — думал он и, улыбаясь девушке, прошел дальше. Она крикнула ему вслед:
— Сейчас, кончаем!
Он оглянулся, увидел злые глаза парня, провожавшие его, и ничего не ответил. Через минуту далеким эхом ворвался в фабричный гул урочный гудок, машины стали затихать. Хорохорин шел с фабрики уже в толпе рабочих, переполнивших узкие железные лестницы.
— Товарищ Хорохорин!
Он оглянулся, почти уверенный, что это она, и не ошибся — девушка догнала его, протискиваясь в толпе.
— Мы только умоемся и сейчас же все явимся в клуб. Не начинайте без нас…
Он кивнул головою, чувствуя, как этот знакомый фабричный, рабочий гул, насыщенный усталостью, сытостью физического труда, освежает его самого. Он улыбнулся девушке, наклонился к ней, как истомленный зноем путник в безводной пустыне склоняется к прозрачному источнику, и сказал:
— Я подожду, конечно. — И добавил вопросительно: — Варя?!
Она замялась, но глаза ее блеснули особенной радостью подростка, которого сочли взрослым, — это была благодарная готовность ответить преданностью. Она сказала:
— Да! А вы помните?
— Помню!
— А фамилия?
Он колебался секунду — сказать «твоя» или «ваша», но сказал «твоя» с таким же чувством, с каким, поколебавшись на берегу, идет в холодную воду купальщик.
— Твоя? Знаю — Половцева!
Плотная масса людей, спускавшаяся по узкой лестнице, сдавила их; они пошли вместе, толкаясь с чужими плечами и друг с другом. Хорохорин, наклоняясь к ее уху, говорил, почти волнуясь:
— Ты ко мне летом приезжала за книжками для вашей библиотечки, помнишь?
— Еще бы!
Она подняла на него глаза с восторгом. Хорохорин подумал мельком: «Как же я…» — но тут же с веселой гордостью продолжал:
— Ия хотел через два дня заехать на фабрику покататься с вашими ребятами на лодках…
— И не пришли!
В тоне ее были грустный упрек и покорность. Хорохорин тихонько погладил свою грудь — так больно сжалось сердце и овеялось холодком сожаления.
— Да, я уехал, — ответил он, — на практику… А теперь кругом работа, занятия, черт знает что — некогда…
Он опустил руку и, в толкотне столкнувшись с рукой девушки, пожал ее.
— Мы будем часто встречаться теперь, хорошо?
Она покраснела и промолчала, не вырывая руки. Хорохорин, остановившись за дверью перед нею, сказал с подкупающей простотой и искренностью:
— Мне нужен сейчас друг, вот такой друг, как ты… Я обошел сейчас фабрику и сразу почувствовал себя другим человеком. Здесь настоящие люди, настоящая жизнь. Не то что у нас там…
Она стояла перед ним опустив глаза и молчала до тех пор, пока не услышала его прямого вопроса:
— Хочешь, будем вместе учиться, думать, гулять? Мне нужно чаще сюда к вам ходить, но не одному только, хочешь?
— Конечно, хочу! — ответила она.
— А мне нужен друг, мне нужен друг! — повторял он, пожимая ее руки. — Если бы ты знала, как нужен!
— Может быть, и мне нужен! — с мальчишеской какой-то прорывающейся неожиданно смелостью ответила она и выдернула руку.
— Варя! — крикнул он' благодарно.
Она засмеялась в ответ и ушла вперед, обгоняя его, но и этой встречи достаточно было, чтобы потом весь вечер, по пути в клуб, в клубе во время занятий Хорохорин, думая о новой жизни, неизменно думал и об этой девушке.
Машину дали раньше, чем всегда, — Хорохорин с досадой окончил занятия.
Шестнадцать подростков, еще носивших на шее красные галстуки, проводили его до дверей клуба вопросами, мешавшимися со смехом и шутками. Варя вышла за ним на крыльцо. Он пожал ей руку с улыбкой, как старой знакомой, и она проводила его блестящими глазами, смеявшимися в лицо всему миру.
— В среду? — крикнула она.
— Да, в среду, как всегда!
Автомобиль фыркнул, рванулся, пошел. Хорохорин нахлобучил шапку, поднял воротник пальто, обвязал шарфом шею и, уткнувшись в тепло шарфа, так просидел неподвижно всю дорогу.
Он весело постучал в низенькую дверку домика, где жил. Хозяйка отворила неожиданно скоро.
Хорохорин пробежал мимо, поскрипывая намерзшими половицами коридора, но она остановила его:
— Вас ждет там какая-то!
— Кто? — почти крикнул он, и сердце у него замерло.
Хозяйка покачала головой. Он торопливо проскользнул через темную прихожую в свою крошечную комнатку. Там было темно, в маленькое окно едва проникал свет уличного фонаря, но и его было достаточно для того, чтобы узнать в сидевшей за столиком гостье Веру Волкову.
Он остановился за порогом, недоумевая. Вера с любопытством смотрела на него. Он растерянно прохрипел:
— Здравствуйте!
Вера расхохоталась.
— Удивительный вы человек, Хорохорин! Когда не надо, вы чуть не догола раздеваетесь, а когда нужно, вы и пальто не догадаетесь снять! Нормальный вы человек или нет?
Он подошел к ней:
— Вера, зачем вы пришли?
Голос у него дрогнул. Вера не без нежного лукавства отвернулась, ответила тихо, почти покорно:
— Еще нужно и об этом спрашивать?
— Вера!
Он метнулся к ней, потом прочь, сорвал с себя пальто, шапку, шарф, бросил все это куда-то в угол и первый раз в жизни опустился перед женщиной на колени.
Этот жест тронул Веру. Она обняла его голову и положила ее на свои колени.
— Нет, право, вы милый, оказывается!
— Вера! — вырвался он. — Вера! Зачем вы пришли? Говорить об Осокиной? Дразнить меня… Или…
— И то, и другое, и третье! — оборвала она его.
— И третье? — крикнул он.
— И третье! — как-то вздрогнув вдруг, но совершенно твердо ответила она.
— И вы будете приходить ко мне…
Она посмотрела на него со скукой, но тотчас же улыбнулась:
— Пока Осокина у меня, буду к вам ходить. Что делать…
— А потом?
— А потом вы будете ко мне ходить… да что вы торгуетесь? — раздраженно добавила она. — Ну?
Она распахнула шубку и с какой-то змеиной ловкостью спустила ее с плеч, с рук. Цветистый капот скорее угадал, чем увидел в сумерках Хорохорин. Он прижался к ее груди и вдруг с веселым смехом, с той простотой и легкостью, с какой обращался с Анной, опрокинул Веру на кровать.
Глава II. ТОТ, КТО ЛЮБИТ
Для нашего шахматного турнира тот вечер был самым решительным, и клуб задолго еще до начала игры был переполнен. Хотя большинство следивших за турниром шахматистов не сомневалось, что первенство останется за Королевым, тем не менее интерес к партии Сени с Очкиным, имевшим тогда уже звание мастера, был совершенно исключительным, благодаря замечательным успехам Сени на этом турнире.
Королева, после того как он получил звание чемпиона нашего города, а затем и всего Поволжья, у нас мечтали послать на последний международный шахматный турнир в Москву, и надо пожалеть, что разыгравшиеся у нас события помешали этому. Мы же не сомневались, что юному мексиканцу, привлекшему внимание всего мира, пришлось бы сильно потускнеть, если бы на турнире появился наш чемпион!
Вечером Королев волновался, немножко нервничал, потирал руки, старался шутить и смеяться, но отвечал как-то невпопад большею частью и даже Зою, явившуюся в клуб, долго не замечал.
Он пожал ее руку, буркнул:
— Хорошо, что зашли! Только не убегайте, как вчера!
— Вы же и вчера не проиграли?
— Да, да! Нет! — резко ответил он, заглядывая ей в глаза, и вдруг рассмеялся с какой-то тихой уверенностью. — Нет, я не проиграю! Силища какая-то ко мне привалила — вот, чувствую ее!
Он убежал от нее тут же и, точно торопясь приложить к делу свою силищу, кричал:
— Когда же начинаем? Пора!
— Очкина нет! — развел руками распорядитель.
— Где он?
— Не приходил еще!
Грец, вертевшийся тут же, подошел, заметил:
— Что за черт! Я же его час назад встретил — он сюда шел!
